Песцовая Пустошь — @дневники: асоциальная сеть

пятница, 25 января 2019

13:22

- Are you serious? - No, I'm Severus

Сегодня целый день смотрю чужие инстаграмы вместо того, чтоб поработать в выходной.
Ем булки, сняла новогодние украшения, в коробки ещё не сложила. Пыль не вытерла, пол не помыла, не пропылесосила, ужин пока не приготовила, к двум мероприятиям по работе не подготовилась. Ну, хоть стиралка бельё с вещами постирала. Авось к ночи разгуляюсь, перед сном.

@темы: Полярный лис

URL

воскресенье, 16 декабря 2018

04:43

Какая-то муть

- Are you serious? - No, I'm Severus

Не то чтобы я окончательно задолбалась работать во все смены подряд и продолжать заниматься работой же после ужина дома (МНЕ ДАЖЕ НАЧИНАЕТ НРАВИТЬСЯ - а не днище ли это?), но поставила я себя в не очень правильное положение. Нет, я понимаю, что человек слаб и грешен, и что работать подряд семь-восемь часов почти невозможно. Но просиживать рабочее время в интернете, занимаясь решением своих личных проблем - это перебор. Да, у всех такое случается, но раз ты, мать твою, на работе, так ты сделай побольше и получше и потом посиди по своим делам. Или вот Маша вчера отожгла. Ей нужно было ставить выставки, а к ней пришла одна противная бабка, из её клуба, и началось коллективное сидение за рабочим компом. Я пыталась её спасти: спрашивала, пойдёт ли она на обед (это достаточно жирный намёк), ходила мимо, расставляя книги, кидая красноречивые взгляды. А бабка, к слову, давно привыкла ко всему готовому. Поэтому Маша, помимо того, что тратит на распечатку клубных материалов кучу бумаги и особенно цветной краски, должна этой бабке распечатывать бесплатно всё, что ей захочется, в нужном ей количестве. А распечатка - платная услуга, в прайсе указана. Маша не может об этом сказать бабке и помочь должны мы - то есть, сказать об этом сами. Но с какой стати-то. Это твой человек, ты выстраиваешь с ним отношения, она давно на тебя присела - так скажи же наконец. Не, ни в коем случае. Потом Маша бежит на обед, потом наконец возвращается, набрасывает что-то, местами тяп-ляп, потом приезжает её хахаль - и всё, с ним находясь она толком ничего не сделает по работе. А в выходные рабочая смена сокращена на час. Вот и всё. И это только один эпизод. Но я не могу контролировать их всех постоянно, у меня свои задачи.

Но за читальный зал мне обидно, как никак, моя первая вотчина, и случись чего, я ещё не очень уверена в том, потянет ли новая девочка работу на моей предыдущей должности ведущего специалиста. Ей 19, она слишком наивная и, похоже, выращена в таких условиях, когда всё, что бы она не сделала, должно оцениваться по наивысшему уровню. А ещё у неё есть некоторые проблемы на личном фронте. Я же чувствую себя очень глупо, говоря людям, что к работе нужно относиться ответственнее.

Ещё я довольно сильно просрочила выполнение одного дела, от которого я пытаюсь отказаться (но не очень активно), иногда мне становится совестно, но как только я собираюсь этим делом вплотную заняться, от меня либо на тот момент не остаётся уже ничего, либо я прокрастинирую в интернете. Замкнутый круг продолжает замыкаться, а время уходит, уже середина декабря.

И подспудно возникает мысль, что в жизни нет ничего, кроме работы. Хотя это, конечно, не так. Есть ещё невыполненные обязательства, просиживания в интернете, множество невнятных вечеров.

@темы: Рабочие моменты

URL

понедельник, 05 ноября 2018

18:18

Отрывок из "Тайной истории" Донны Тартт и толика впечатлений

- Are you serious? - No, I'm Severus

Донна Тартт. Тайная История. Перевод Дениса Бородкина и Наталии Ленцман. М.: Издательство АСТ: CORPUS, 2016. – 590 с.

В отличие от многих, не читала ни "Щегла", ни "Маленького друга" и вообще о Тартт ничего не слышала толком, а "Тайная история" привлекла тем, что это университетский роман. В последнее время что-то меня увлекает тема университетов и школ. Мне понравился язык, то, как прописан психологизм персонажей, в общем-то, всё мне понравилось. В романе присутствует идея разочарования в придуманных собой же идеалах, она мне знакома не по наслышке. Да и не только мне, думаю. Критикуется воспитание детей, при котором не прививается уважение к труду, а только приспособленчество и жизнь за счёт других. Но особенно во мне откликаются "декорации" романа - малочисленная, элитарная группа студентов, изучающих древнегреческий под началом профессора, глубочайшего знатока античности. Но потом, конечно, всё переворачивается вверх тормашками...

В "Тайной истории" я нашла настоящее признание в любви к древнегреческому:

"Придя домой, я понял, что больше всего хочу задернуть занавески и нырнуть в постель, вдруг показавшуюся мне самой желанной на свете – слежавшаяся подушка, грязные простыни, всё как всегда. Но об этом нечего было и думать. Через два часа начиналась композиция, а я ещё не сделал домашнюю работу.
Нужно было написать сочинение на две страницы, взяв темой любую из эпиграмм Каллимаха. У меня была готова только страница, и в спешке я принялся за вторую, выбрав короткий и не совсем честный путь – сначала текст по-английски, затем дословный перевод на греческий. Джулиан предостерегал нас от этого. Смысл занятий композицией, по его словам, заключается вовсе не в том, чтобы лучше освоить формальную сторону языка (для этого есть множество других упражнений), а в том, что при правильном, спонтанном выполнении они учат думать по-гречески. Втиснутый в жёсткие рамки незнакомого языка, изменяется сам ход ваших мыслей, говорил он. Некоторые привычные понятия становятся вдруг невыразимыми, другие, прежде неведомые, напротив, пробуждаются к жизни, обретая чудесное воплощение. Должен признаться, мне сложно объяснить по-английски, что именно я здесь имею в виду. Могу лишь сказать, что incendium по своей природе совершенно не похож на feu, от которого француз прикуривает сигарету, и оба не имеют почти ничего общего с неистовым, нечеловеческим pyr, знакомым грекам, тем огнём, который ревел на башнях Трои и, завывая, рвался к небу на пустынном, открытом всем ветрам берегу, где был возведён погребальный костёр Патрокла.

Pyr – в одном этом слове для меня заключена вся тайна, вся кристальная, чудовищная ясность древнегреческого языка. Как сделать так, чтобы вы увидели этот странный суровый свет, пронизывающий пейзажи Гомера и сияющий в диалогах Платона, чуждый свет, для которого в нашем языке нет имени? Наш родной язык – это язык сложностей и частностей, вместилище чучел и черпаков, подкидышей и пива. Это язык капитана Ахава, Фальстафа и миссис Гэмп. И хотя он идеально подходит для размышлений подобных персонажей, от него нет ни капли прока, когда я пытаюсь описать его с помощью ТО, за что так люблю греческий – язык, не знающий вывертов и уловок, язык, одержимый действием и упивающийся созерцанием того, как действие это множится, неутомимо марширует вперёд, а все новые и новые действия ровным шагом вливаются в хвост колонны с обеих сторон, и вот уже весь длинный и чёткий строй причины и следствия движется к тому, что окажется неизбежным и единственно возможным концом.

В каком-то смысле именно поэтому мне были так близки мои одногруппники. Им тоже был знаком этот давным-давно погибший пейзаж, прекрасный и мучительный, им тоже случалось, оторвавшись от страниц, смотреть на мир глазами жителей пятого века до нашей эры. В такие минуты он казался им вялым и чужим, словно бы и не был для них родным домом. Это и восхищало меня в Джулиане и особенно в Генри. Их разум, их зрение и слух непрестанно обретались в границах строгих древних размеров – мир, или по крайней мере мир, каким знал его я, и вправду не был им родиной. Они были аборигенами той страны, по которой я брёл всего лишь восхищённым туристом, и корни их уходили настолько глубоко, насколько это вообще возможно. Древнегреческий – трудный язык, действительно очень трудный, и есть немалая вероятность, что, проучив его всю жизнь, человек так и не сможет связать на нём двух слов. Однако даже сейчас я не могу вспоминать без улыбки, как скованно и продуманно, словно речь хорошо образованного иностранца, звучал английский Генри в сравнении с изумительной беглостью и уверенностью его греческого – красноречивого, остроумного, живого. Я всегда восхищался тем, как Генри и Джулиан спорят и перешучиваются, беседуя по-гречески, - на английском я ни разу не слышал от них ничего подобного; столько раз Генри снимал при мне трубку с привычным острожным и раздражённым «Алло?», и я никогда не забуду безудержную радость его Khaire!, когда на другом конце провода оказывался Джулиан" [С. 222-223].

@темы: Лингвистика, Расширение кругозора, Хобби

URL

воскресенье, 21 октября 2018